Ольга Вутирас – оперная певица, педагог. Солистка Екатеринбургского государственного академического театра оперы и балета.
Внучка народного артиста России, оперного певца Яна Вутираса.
Подробнее по ссылке https://www.greekmos.ru/vutiras_yan/
Окончила Афинскую консерваторию (Греция, класс фортепиано профессора М.П. Константиниди), Уральскую государственную консерваторию имени М.П. Мусоргского (академическое пение, класс доцента Киры Родионовой), Аспирантуру Уральской государственной консерватории имени М.П. Мусоргского (академическое пение, класс профессора Светланы Зализняк).
Училась в летней Академии Оперного фестиваля Россини под руководством маэстро Альберто Дзедда.
С 2009 – в труппе Екатеринбургского театра оперы и балета.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ РАБОТЫ
Царица ночи (В.А. Моцарт «Волшебная флейта»)
Прилепа (П.И. Чайковский «Пиковая дама»)
Джильда (Дж. Верди «Риголетто»)
Розина (Дж. Россини «Севильский цирюльник»)
Мюзетта (Дж. Пуччини «Богема»)
Сюзанна (В.-А. Моцарт «Свадьба Фигаро»)
Гретель (Э. Хумпердинк «Гензель и Гретель»)
Церлина (В.-А. Моцарт «Дон Жуан»)
Людмила (М.И. Глинка «Руслан и Людмила»)
Нинетта (С. Прокофьев «Любовь к трем апельсинам»)
Графиня де Формутье (Дж. Россини «Граф Ори»)
ПРИЗЫ И НАГРАДЫ
Лауреат I Международного конкурса вокалистов им. Б.Т. Штоколова (Санкт-Петербург, 2009).
Фамильные ценности Ольги Вутирас
…Она даже уходила послушницей в монастырь: там был хор. «Нет-нет, меня не постригали, – смеётся Ольга. – Мой темперамент не для этой жизни. Года не прошло – ушла из монастыря». Но следом судьба подала ей ещё один знак. В Афинской консерватории, которую Ольга, дочь российских эмигрантов, закончила с отличием по классу фортепиано, её педагогом была Мельпомена Константиниди. Мельпомена! Имя, ассоциирующееся не только с жанром трагедии. В переводе с греческого Melpomenh – «поющая», т.е. покровительница пения. Опять вокал! Но, пожалуй, главный знак-символ её судьбы оставался, хранился в России.
Пластинки крутится диск…
Грампластинка «Ян Вутирас, баритон», которую в 1983 году выпустила фирма «Мелодия», – давно реликвия. Кто-то утверждает даже: она единственная с записями легендарного баритона Свердловского оперного театра. Ну, разве что единственная виниловая. «Пластинок дедушки дома было много, – вспоминает Ольга. – В основном гибких. И эта – главная, большая, чёрная. И всё это постоянно звучало дома. Прибавьте к тому многочисленные портреты дедушки в ролях, что висели по стенам… В общем, можете представить обстановку, в которой я росла. Иные из актёров, даже получив профессию, боятся сцены. А для меня это был мой мир. Девчонкой оказавшись на сцене, поняла: «Хочу!». Вот есть понятие – «место силы». Для меня это – сцена…
Сознательно опускаю юношеские метания героини на пути к профессии. А они были! И акцент на династии не кажется важным. Кто-то решительно против наследования «права творить», другие наоборот: «Рабочие династии приветствуются, почему же актёрские – нет?». Любые обобщения тут – зря. Хоть на заводе, хоть в театре – талант важен, «предрасположенность к…». Понимаю: банальная сентенция. Потому и «мимо» этой темы. А вот что и впрямь любопытно: Ольга вступила на сцену, где блистал её дед народный артист РСФСР Ян Вутирас, спустя почти полвека. На ту же самую сцену. Но… оказалась в другом театре.
И тогда у Риголетто… убрали горб
– Мне кажется, на нашем поколении в опере произошёл переход от классики к современному театру, – Ольга охотно откликается на предложение сравнить театр XXI и XX веков. – Сначала всё было академично, «чинно и благородно». Как во времена дедушки: известны мизансцены, предсказуемы костюмы. Потом появились авангардные постановки, но мы кривились – надо было привыкнуть. А дальше стало интересно! Словно второе дыхание открылось. Неожиданная режиссура стала выявлять новые смыслы в запето-перепетых «Кармен» или «Риголетто»…
Не всё требует актуализации, современных аллюзий. В репертуаре музыкального театра должны оставаться и оперы, которые «просто» для услаждения слуха. Где хит за хитом, и этого достаточно, чтобы, вне зависимости от режиссёрской фантазии (или отсутствия таковой), зритель после спектакля всё равно напевал бы песенку Герцога из «Риголетто», хабанеру Кармен или Триумфальный марш из «Аиды». И такие постановки есть, никуда не делись. Просто прежде их было несравнимо больше. Собственно, так называемый «большой стиль» и определял искусство оперы.
– Меломаны «с возрастом» и ценят оперу именно такой, – улыбается Ольга. – Да, иные видели дедушку на сцене, подходят после спектакля, вспоминают «те» впечатления. У него был яркий темперамент, это заражало. Сколько влюблённых в него зрительниц было!Сегодня они мне в этом признаются. Сравнивают ли нас? Нет. Слишком разные времена и театры…
«Риголетто» в недавней постановке Екатеринбургского оперного превратилась из мелодрамы про калеку-клоуна в жёсткую историю о пагубности излишней родительской любви. Исчез не только горб Риголетто, приглушён присущий опере романтизм, действие перенесено в 1960–1970-е, Герцог стал представителем «золотой молодёжи». А Джильда, которую поёт Ольга Вутирас, – жертва двух бед. Современных. Сегодняшних. И хоть в музыке Верди не изменено ни ноты, существовать на сцене надо совсем по-другому. Не как было принято все полтора столетия.
– Тогда солисты работали крупными жестами, с откровенной подачей звука в зал. Современная опера кинематографична. Актёру надо играть как на крупном плане в кино. Всё тоньше, – говорит Ольга. – Профессионально это хорошие вызовы. Даже когда ты их немного опасаешься. В наших «Трёх сёстрах» по Чехову я не занята, но и как зритель пока не дошла до спектакля. Надо настроиться. В спектакле два (!) оркестра. Чеховские сёстры живут в разных веках… Опера какого-то нового уровня. Тем интереснее! Но, – смеётся, – хоть в ней, хоть в «Пассажирке» или «Сатьяграхе» за советом по актёрскому мастерству я вряд ли бы обратилась к дедушке…
«Как пел дед – сегодня уже не поют»
А вот что касается вокала, она жалеет, что деду не суждено было стать её учителем. Она бы хотела. Пластинка с записями Яна Вутираса, что хранится в семье как фамильная реликвия, для кого-то, может, и музейный раритет, а для неё – живой образец.
– Они пели так, что вся суть образа была в музыке и голосе, – говорит Ольга. – В музыкальном театре так и должно быть. Вчера на «Травиате» только началась увертюра, чувствую – мурашки по коже. Всё вокруг пропало. Только музыка, и ты – часть её. Задача – подхватить этот поток и отправить в зал. Не всякий раз такое случается, но когда случается – счастье! Ради таких моментов и выходишь на сцену. Боюсь, у наших предшественников такого счастья было больше. То была эпоха личностей на сцене. Ян Вутирас пел настолько интересно, что ему можно было не прятаться за грим – и двигаться по сцене не надо. Весь характер – в голосе, его тембре, подвижности, диапазоне. Вутирас пел как никто другой. А кто-то другой – как никто больше…
Застольная песня из оперы “Травиата” Верди. Ольга Вутирас, Владимир Чеберяк, дирижер Павел Клиничев. Рожденственский концерт, декабрь 2010. Театр оперы и балета, Екатеринбург.
Личность – не данность с рождения. Богатейшая вокальная палитра Яна Вутираса – и от его драматической судьбы. В 1918-м семья понтийских греков, спасаясь от турков, бежала в советскую Россию («Ночью, на лодке, с четырьмя детьми, среди них и Янни», – пересказывает Ольга семейную легенду). Сначала – Батуми и индустриальный техникум. Потом – Ленинград и консерватория. В сентябре 1941-го эвакуация в Свердловск и дебют в заглавной партии в «Евгении Онегине». Ведущий баритон Свердловского оперного Ян Вутирас даже преподавал в Уральской консерватории, в 1973-м даже возглавил кафедру сольного пения, но кто ж тогда мог знать, что спустя десятилетия на эту кафедру придёт его внучка – получать второе, вокальное образование.
– Из-за желания петь и вернулась в Россию. В Греции в этом смысле скромные перспективы. Увы, мы не пересеклись с дедом ни в жизни, ни в профессии, – сожалеет Ольга. – Ученики деда – по всей России, включая прославленный Михайловский театр. Но не на Урале. Переслушиваю его пластинку и понимаю: у нас одна и та же итальянская школа вокала с её круглым, свободным, тёмным звуком. Но дед пел так, как сегодня уже не поют. Знаете, я долго не брала фамилию деда. Срабатывало: не могу под этой фамилией петь плохо. То папина была, то – мужа. И только когда начала петь в театре, когда поняла – вроде получается, в афише (только в 2011-м!) появилась Ольга Вутирас.
…Пока разговаривали в гримёрке, к Ольге пришла эсэмэска из Греции, от мамы. «Пишет: из-за коронавируса ввели спецкарточки для посещения супермаркетов». Тут, на Урале, тоже всякие меры предосторожности. В театре отменены все спектакли, у Ольги плюс – занятия с молодыми вокалистами. Но паника или хотя бы волнение – вовсе не про неё. «До вируса» успела в Санкт-Петербурге спеть Царицу ночи в Михайловском театре. В своём родном, Екатеринбургском начинаются репетиции новой «Травиаты», а дальше – «Фальстаф». А ещё филармония пригласила её спеть в 2021-м Концерт для голоса с оркестром Глиэра. Это не театр, конечно. Но вокализ удивительной красоты и невероятной сложности. Вот оно: всё – в голосе! Сможешь? Она согласилась. Репетирует.
О том, чего не видит зритель…
– В оперном театре, в силу неизбежных котурнов жанра, всегда дистанция между сценой и залом. Редкий случай, чтобы зритель, как в драме, заплакал над происходящим. А на «Пассажирке» Вайнберга плачут…
– Я стараюсь даже петь её пореже: психологически тяжело переношу эту оперу. Атмосфера Освенцима. Предчувствие смерти, буквально витающее в воздухе. Во всём, как поставлена опера, – ощущение: выхода отсюда нет. Сама музыка провоцирует на это… Партия Иветты короткая, но кульминация – её паника, когда арестованных вызывают на перекличку. Все понимают – зачем. Животный ужас. Она кричит. А следом – автоматная очередь.
Каждый раз я жду этой автоматной очереди. Очень тяжело. И никакая актёрская защита не работает….
А когда падаю (моя героиня погибает) – бешено колотится сердце. Потом Катя кричит: «Не забывайте нас!» – тут девочки, мои коллеги, обычно уже не могут петь. Они кричат. Настолько силён накал эмоций. А после повторного: «Не забывайте нас! Никогда» лежу и чувствую: у меня слёзы текут. Каждый раз в этом, да, импровизированном Освенциме доходит до настоящих рыданий… При этом осознаешь: а ведь люди это переживали в реальности.
– В России, в Детском музыкальном театре имени Сац, появилась ещё одна опера выдающегося композитора рубежа тысячелетий Филипа Гласса «Les Enfants terribles» («Жестокие дети»). Вкупе с нашей «Сатьяграхой» всё очевиднее, какая сложная музыка приходит в современный оперный театр.
– Да, над певцами поиздевались. Петь очень сложно. Ощущение – что она написана по математическим формулам. Один мотив многократно повторяется, а потом меняется. Когда? Почему? Почему именно в этот момент? Никакой логике это не поддаётся. Как это запоминать, да ещё на санскрите? Я даже формулы себе писала, делала некую шпаргалку. Артисты хора, солисты во время спектакля считают эти «ходы», буквально загибая пальцы. До сих пор! Хотя спектакль сколько уже идёт… Считаешь-считаешь, и вдруг внутренний вопрос: это я уже спел или ещё только должен спеть? Поэтому дирижёр важен вдвойне, он как регулировщик: туда идём, а теперь – туда. Не дай бог пропустить знак дирижёра: всё повалится. Это не мелодичная «Травиата»! Сама же музыка – чудо. Глубокая. Погружающая в транс. Почему и «залипаешь» в ней. Она умиротворяет, особенно – когда выходит Ганди…
Автор – Ирина Клепикова
Источкик: https://www.oblgazeta.ru/culture/107163/print/
Читайте также: