О повести “КАПИТАН ХРИСОВЕРИ”:
Тайны Крымской войны, начавшейся в 1853 году, еще не раскрыты. Одна из них – история Аристида Хрисовери, патриота, республиканца и друга России, с отрядом греков сражавшегося на стороне России с англичанами и французами. Эту тайну раскрывает  праправнук участника войны рядового Греческого легиона   историк и писатель из Крыма Сергей Пинчук-Галани.
«За час до полуночи, перед тем, как у королевского дворца сменилась стража, Хрисовери, плотно закутавшись в плащ, выскользнул из дома. Путь его лежал по улице Афин.  От близлежащего дома отделилась фигура и двинулась к капитану.
– Если ты друг, то подай знак, если враг, то готовься подороже продать жизнь!
– Я знаю тебя, Хрисовери, ты храбрый солдат и настоящий патриот. Тебе я не друг, но и не враг. Грива нанял двух убийц за несколько драхм. Я слышал их похвальбу сегодня в таверне, когда они перебрали вина. Один из них, кажется, цыган Анастасий из Контодеспоти, второй – кривой на один глаз. Деньги они уже пропили.  Ищи Иуду среди своих, капитан…» 

– Сергей Александрович, что больше повлияло на ваше желание рассказать именно об истории добровольцев Греческого легиона, воевавших на стороне России в Крымской войне? То, что в легионе воевал ваш предок?

– То, что повесть «Капитан Хрисовери» появилась именно сейчас, – чистое стечение обстоятельств. Этой темой я занимался давно, и она словно сама подталкивает меня, то и дело всплывая в различных источниках. Аристид Хрисовери был поэтом, военным и заговорщиком, и история моего знакомства с семейной хроникой отчасти сама напоминает заговор. В детстве лето я обычно проводил в Мариуполе, у своей бабушки. Как-то к моей бабушке пришли родственники, и я невольно подслушал, что они разговаривают на незнакомом мне языке. Представьте: лето, море, дом, увитый плющом, виноградом, таинственные слова… Мне было девять или десять лет. Гости распрощались, и я спросил: «Бабушка, на каком языке вы говорили?» Она ответила: «На греческом». Я задал другой вопрос: «Бабушка, но ведь мы русские?» В ответ услышал: «Мы – эллины». Бабушка начала учить меня греческому языку.

– То есть до тех пор вы не знали, что в вашем роду есть греки?

– История, которую я вам рассказал, может показаться интригующей и романтичной лишь в детском возрасте. Греки на Украине, в Мариуполе, отчетливо помнили волну репрессий 30–40-х годов. Широко известно, что репрессиям подверглись чеченцы или крымские татары, а о том, что в свое время была выкошена почти вся греческая интеллигенция, военные – говорят мало. Пострадали в том числе и члены моей семьи.

– А как вы обнаружили своего предка среди легионеров 1854 года?

– В монографии, пришедшей из-за океана, из США. Я историк и занимался Балканами. Исторические концепции во многом зависят от текущей политики государства. Политическая элита как в советское время, так и сейчас транслирует через академическую науку и массовое историческое образование определенную систему оценок и представлений относительно исторического прошлого своей страны. Поэтому «аргументы от истории» неизбежно включаются в арсенал текущей внутренней и внешней политики. В СССР было принято подчеркивать роль Болгарии в борьбе с Османской империей, так как Болгария была союзником и сателлитом Советского Союза по социалистическому лагерю, и в нашей науке существовала своеобразная презумпция ее исторической правоты. Болгарские коллеги, со своей стороны, целенаправленно создавали свой исторический нарратив, пытаясь мотивировать многовековую борьбу за создание национального государства. Таким образом, все, что так или иначе публиковалось на тему участия балканских добровольцев в Крымской войне, автоматически относили на счет болгар. Но это далеко не правда. Отмечу, что таким же мифотворчеством, как и болгары, последние десятилетия активно занимаются некоторые украинские историки, чьи гипотезы не выдерживают критики. В 2008 году я узнал, что болгарская исследовательница Мария Тодорова опубликовала несколько трудов, касающихся участия в Крымской войне представителей народов Балкан. Я связался с Марией, и она ответила на мои вопросы, выслала свои монографии. Как раз в монографии Тодоровой я обнаружил упоминание имени своего предка, Иоанниса Галаниса. О нем мне рассказывала бабушка. Потом настала очередь работы историка – прежде всего в Российском государственном военно-историческом архиве, Российском государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге… Будучи на дипломатической службе, я попал работать на Украину и свой служебный отпуск потратил на изучение документов, сохранившихся в Одесском архиве. Именно там по окончании Крымской войны в делах 2-й армии сохранилась масса документов, касающихся участия греков и Греческого легиона в этой войне.

Карл Брюллов. “Раненый грек, упавший с лошади”. 1835. ГТГ

– Каким образом в Крымской войне участвовала Греция?

– Формально Греция в войне не участвовала, но была готова стать союзницей России. Царь Николай Павлович Романов советовал своему коллеге, греческому королю Оттону, «сидеть спокойно у моря, ждать погоды». Более откровенно он высказался в разговоре с английским посланником сэром Гамильтоном Сеймуром. Полагая, что он говорит с джентльменом, царь неосторожно обмолвился, что не намерен допустить восстановления Византийской империи или территориального расширения Греции, способного превратить ее в «сильное государство». Англичане и тогда, и сейчас были опытными политическими пропагандистами – моментально опубликовали слова Николая в Афинах, чтобы подорвать престиж России… Но, что любопытно, сами греки воспринимали Крымскую, или Восточную, войну как своеобразный крестовый поход. Себя они называли православными крестоносцами. Целью их крестового похода было освобождение Константинополя и реставрация Византии. Даже английская пресса в 1854 году, в период греческого восстания в Эпире, Фессалии и Македонии, повсюду безуспешно искавшая нити русского заговора, злобствующая по поводу невежества и неблагодарности греков к цивилизованным нациям, с сожалением констатировала, что «настоящий секрет русской силы в Греции в том, что он находится не в клике или политических кружках в Афинах, а в сердцах людей – в глубоком фанатизме, который составляет основу греческого характера». Именно Византия на протяжении практически четырех веков была образом мысли и мироощущением греков. Память об утерянном царстве и надежда на его воскресение буквально витала в умах греческих масс. Начиная с «константинопольских» предсказаний Космы, многочисленные прогнозы о том, что через 400 лет после падения Византии (1453) Константинополь станет ключевым центром православия и столицей греческой империи, распространялись из уст в уста, находили отражение в фольклоре. Граждане вновь образованного греческого государства даже не воспринимали Афины как столицу. Они считали, что духовный центр Греции – Константинополь. Этим мессианским настроем был проникнут не только народ, но и двор короля Оттона Виттельсбаха. Несмотря на то, что он был лютеранином, этот амбициозный монарх видел себя православным монархом: после смерти в 1839 году султан решил именовать себя басилевсом Константинополя…

– Греческие волонтеры воевали и без прямой поддержки России – в Дунайских княжествах…

– В мою повесть не вошел эпизод, предшествующий боевым действиям Греческого легиона в Крыму. Еще раньше, в 1821 году, русский генерал, грек по происхождению князь Ипсиланти с отрядом единомышленников пересек Прут и вторгся на территорию турецких вассальных княжеств Молдавии и Валахии. Подняв восстание против турок в Дунайских княжествах, греки пытались спровоцировать вооруженное выступление России в пользу православных. Этой тактики традиционно придерживались многие балканские народы – болгары, сербы, черногорцы… Несмотря на приязнь к России, они преследовали свои национальные интересы. Если мы посмотрим на биографию Аристида Хрисовери, то увидим, что его сложно записать в однозначные русофилы. Он великолепно знал французский язык, был членом так называемой французской партии, европейцем по духу. В 1856 году одесский краевед и писатель Иван Федоров нашел Хрисовери и расспросил его об истории Одессы. Хрисовери припомнил дюка Ришелье, Ланжерона. А когда Федоров задал ему вопрос о Пушкине, Хрисовери ответил, что в это время он, к сожалению, уже был в Греции. Действительно, Хрисовери сражался в партизанском отряде в районе города Миссолонги, там же в то время находился и лорд Байрон.

– Какова была судьба греческих волонтеров и вашего прадеда после войны?

– К концу Крымской войны Греция была практически оккупирована англичанами и французами. И тем пяти сотням греков, которые отплыли из Одессы и прибыли в порт Пирей на зафрахтованных Россией купеческих судах, даже не дали сойти на берег. Их перегрузили на английские фрегаты и перевезли в Стамбул. Большинство из них сгинули в турецких тюрьмах. Некоторые, завидя минареты Стамбула, бросались в воду, топились или пытались вплавь добраться до купеческих кораблей и лодок в надежде, что греческие шкиперы их спасут. Другие окольными путями, в том числе и с помощью русского консульства в Константинополе, снова возвращались в Россию. Мой прадед не стал искушать судьбу и принял российское подданство, осев в греческой колонии под Мариуполем. Мне кажется, к этим людям нельзя относиться как к наемникам. На кавказском театре военных действий Россия смогла воспользоваться помощью инородческих формирований. Более 30 тысяч представителей народностей Кавказа, включая курдов, были включены в состав Кавказской армии и участвовали в боях против турок. На Балканах ничего такого мы сделать не смогли. Более того, своей пассивной и зачастую двуличной позицией оттолкнули от себя и болгар, и греков, и черногорцев, которые были готовы выступить на стороне России. А наши противники как раз пытались воевать с Россией руками ее же населения. В Турции Михаил Чайковский, он же Садык-паша, сформировал так называемый славянский казачий батальон – «какзак алай». Болгары, поляки, русские и малороссы воевали в Крымской войне против России. Вербовкой активно занимались англичане и французы. Пытались привлечь и греков, сформировав из них батальон, но греки взбунтовались на Мальте, перебили охрану, поэтому их пришлось разоружить. Можно сказать, что Восточная, или Крымская, война стала одной из первых мировых войн, в которой противоборствующие стороны старались создавать национальные формирования.